Saturday, May 14, 2016

Zhanataev Brothers

"Ильяс Теппeев, 
Нальчик
Братья Жанатаевы
Многие жители Кёнделена знают и с теплотой вспоминают журналистку Валентину Грицук и её публикации о людях села. Потрясённая историями жизни героев своих очерков, она как-то сказала: "Нет ни одной легенды, которая была бы в силах сравниться с жизнью людей Кёнделена, их нелёгкой, но яркой судьбой".
Справедливости ради надо сказать, что мало кому во времена наших дедов жилось хорошо. Будь то Кёнделен или какой-то другой населённый пункт. Но и журналистку Валентину Грицук я прекрасно понимаю. И дело даже не в том, что Кёнделен на самом деле героическое село. Давно замечено, что историю народа лучше изучать через судьбы отдельных его представителей. Такое редко кого может оставить равнодушным. В нашем случае это имеет особое значение, поскольку речь идет о нашем собственном народе. Нужно ли обсуждать, насколько это важно? Думаю, нет. Скажу только одну общеизвестную вещь. В тот день, когда мы забудем о своих предках, мы сами перестанем существовать как народ. В большом плавильном котле современной цивилизации очень легко потеряться. И никому нет дела до нашей истории и до нас самих. Это нужно только нам, потомкам сильных и, как сказал бы академик Михаил Залиханов, "качественных" людей, благодаря которым мы можем жить, не пряча глаза, ходить с высоко поднятой головой и чувствовать принадлежность к своему народу.
Но одно дело помнить по-настоящему, другое делать это так, как нас учили в школе, то есть очень поверхностно. Ко мне это понимание пришло в одной галерее, в Анкаре, когда я пытался узреть какой-то смысл в картинах авангардистов. Надо признаться, получалось это у меня весьма слабо. Мне, конечно же, тактично намекали, что быть "тонкой" натурой дано не всем, то есть не каждый может понять "высокое искусство". Но вдруг я подумал, а что бы сказала вся эта художественная публика о моих горах, о старых башнях, о древних легендах и простых людях, живущих на моей родине? И тут пришло озарение. Особенно когда услышал и увидел, насколько все эти специалисты далеки от того, что близко мне. Пришло ощущение, что мы, образно говоря, с разных планет. И дело совсем не в том, что я чего-то не понимаю в авангарде. Просто мои ценности и мои предпочтения лежат в другой плоскости. Для меня важно то, чего им не понять и за десять жизней.
Передо мной семь пожелтевших фотографий. На них наши соплеменники - шестеро молодых ребят и их отец. Для большинства "рефлексирующих интеллектуалов", "эстетов" и им подобных это пустышка, просто старые фото каких-то людей. А для меня это даже не просто маленькая фотогалерея, а целая книга. Потому что я умею всматриваться в них и вижу в этих снимках гораздо больше, чем в "Квадрате" Малевича. По сути, это и есть искусство, по-настоящему близкое мне, которое не променяю на картины всех авангардистов мира. Я вижу этих людей, буквально представляю их в реальной жизни. Вижу, как они трудились, любили и строили планы на будущее. А когда началась война, они взяли в руки оружие и сражались как настоящие рыцари Кавказа. Не жалея себя и не прячась за чужие спины. Мысленно представляю их в доспехах древних воинов-горцев и вот уже на меня смотрит сама легенда.
Имена этих славных витязей - Магомет, Юсуф, Жунус, Якуб, Нох и Хызыр. Все они сыновья Али Ногаевича Жанатаева. Это классический и, к сожалению, весьма нередкий у балкарцев случай, когда по истории одной семьи можно отследить историю всего народа в течение, по крайней мере, двадцатого века.
Али Жанатаев прожил 105 лет. Умер в 1971 году. Детства у него не было. Родители умерли рано и, как говорят, в силу "стечения обстоятельств", он батрачил на собственного деда Огур-Хажи. Человека деспотичного и своенравного. При таком детстве и сам образ Али был далек от наших представлений о жизнерадостности и беззаботности. С ранних лет он отличался молчаливостью и какой-то особенной угрюмостью. Он был из породы людей, чей взгляд редко кто мог выдержать. Даже Огур-Хажи, человек совсем неслабый, как-то сказал: "От этого босяка можно ожидать чего угодно. Смотрит на меня, словно хочет порвать на части. Зверя вырастил себе на голову ... "
Неудивительно, что во времена больших перемен, наступивших после 1917 года, Али без колебаний встал на сторону большевиков. В этом он видел собственное спасение и надежду на будущее. Как видим, не он один. Многие горцы наивно поверили Советской власти, проливали за неё кровь и воспитывали своих детей в том же духе. О том, что эта власть самым подлым обра-зом предаст всех, кто в неё верил, никто, конечно же, не догадывался. Удивительно другое. Количество коммунистов и сталинистов в карачаево-балкарской среде и на сегодняшний день очень велико. И даже 1944 год ничего не изменил. Многие и сегодня отказываются верить, что геноцид по отношению к нам творила та самая Советская власть, за которую гибли тысячами лучшие люди нашего народа.
Но одно ясно точно. Наши деды могли быть наивными, но никогда не поступали вразрез с понятиями о чести. В понимании Али Советская власть освободила его. В благодарность и он служил этой власти верой и правдой. И воспитывая своих сыновей, он в первую очередь говорил им об их долге перед новым государством, которое он искренне считал народным. В своих сыновьях, как и всякий другой горец, он видел своё продолжение. Можно даже сказать, что он жил для них. И тут, честно говоря, в моё понимание уже не вмещается то, что происходило с 1941 года. Это уже из сферы запредельного, когда у тебя шестеро красавцев-сыновей, а ты должен проводить их туда, где убивают, сидеть ждать новостей с фронта и каждый раз вздрагивать, когда мимо твоих ворот проходит почтальон с похоронками в сумке. И ведь знаем, что так было почти у всех. Жесточайшее испытание. Но оно только первое из многих, которые предстоит преодолеть.
Война переломала жизнь миллионов людей. И семья Али Жанатаева - лишь капля в море. Но когда смотришь на лица этих молодых людей и понимаешь, что в масштабах той войны это действительно капля в море, становится жутко. Действительно, самая большая подлость на свете - это когда гибнут такие ребята.
Вот их судьбы.
Магомет и Юсуф
Оба всегда хотели стать учителями. Магомет окончил учительские курсы в Пятигорске и по направлению поехал работать в Карачай. В это время Юсуф заочно учился в Нальчикском пединституте и работал учителем в селении Лашкута, недалеко от родного Кёнделена.
Магомет ушел на фронт в первый же день войны, 22 июня. За ним Юсуф. Прошёл месяц, потом второй. В середине сентября от Юсуфа получили письмо, которое он написал, находясь на позиции, когда немного стихла стрельба. Оно было последним. Рота Юсуфа Жанатаева принимала участие в Одесской оборонительной операции. В первых числах ноября 1941 года вы-шли к санаторию РККА, находящемуся в районе Гурзуфа. Завязался бой, в котором принимал участие односельчанин Юсуфа Василий Чумаков. Он и рассказал потом о последних часах жизни своего командира. Согласно информации, которой владел Юсуф, санаторий был пуст. Но когда они подошли ближе, их накрыло шквальным огнём. Бой в немецком окружении длился несколько часов. Юсуф получил ранение и был весь изрешечён осколками. Не только он, но и командование на тот момент не знало, что Гурзуф уже захвачен немцами, и роте Жанатаева пришлось драться с многократно превосходящим противником. Огонь усиливался и раздавшимся рядом взрывом у Юсуфа оторвало ногу. Молодой командир быстро пришёл в себя и приказал одному из бойцов перетянуть жгутом то, что осталось от ноги. Потом взял в руки автомат и сражался, пока не истёк кровью.
Весной 1942 года под Ростовом погиб командир миномётного расчёта Магомет Жанатаев. В кармане у него было письмо от отца, в котором Али рассказывал ему о смерти Юсуфа.
Якуб
Любимчик всей семьи. К которому даже старшие братья относились с какой-то особой отеческой нежностью. Единственный из всех, в котором не было ничего военного. Это был прирождённый гуманитарий. Учёба давалась легко. Причём настолько, что в выпускном классе ему было просто нечего делать, потому что программу он знал и без учителей. Одарённого юношу заметили и предложили стать главным редактором районной газеты (школьнику!). Работал интересно и профессионально. Якуб был из породы тех, кто быстро схватывает на лету, легко учит несколько иностранных языков, пишет без черновика и может прочесть без запинки целую поэму. Имея возможность откосить от фронта по возрасту или по журналистской линии, он, тем не менее, пошёл в военкомат 22 июня. На фронт не взяли, но предложили работу в органах госбезопасности. 6 января 1942 года он стал сотрудником НКВД, а уже в апреле ему присвоили офицерское звание. Мальчишка по сути, он работал самоотверженно, резко выделяясь на общем фоне. Были и завистники. У некоторых из тех, с кем он служил, есть мнение, что его подставили. Уж больно яркой личностью был Якуб. Многие карьеристы в НКВД, мечтающие о повышении, воспринимали его как ненужного конкурента. Хотя говорить об этом уже бессмысленно. В июне 1942 года лейтенант Якуб Жанатаев был направлен в распоряжение особого отдела дивизии 37-й ар-мии. Через месяц он руководил операцией по захвату и разоружению банды дезертиров, бежавших из группы войск, сосредоточенных на Сталинградском направлении. Как командир Якуб сделал всё блестяще. Задание он выполнил, но совсем не позаботился о своей собственной безопасности. В тот день он был убит из-за угла предательским выстрелом.
Нох
Трудно представить, что творилось на душе у Ноха, когда он стоял у могилы своего любимого братишки Якуба. Нох тоже был офицером НКВД. Возможно, его удивляли метаморфозы, происходившие в его собственной душе. Абсолютно мирный человек, не желающий никому ничего дурного, теперь он был преисполнен желания отомстить за своих братьев. А это значит, убивать.
Через несколько месяцев в горах Хуламо-Безенгиевского района несколько всадников пробирались к своим, обходя места, где по их информации, мог быть противник. В этой группе был Нох Жанатаев. Позади несколько суток голодного похода и бессонных ночей. Усталость сделала своё дело - парни не заметили засаду, организованную бандитами-занкишиевцами. При первых выстрелах они спешились и заняли круговую оборону. Бились до тех пор, пока были патроны. Потом их скрутили и всех кроме Ноха расстреляли. Но, видимо, просто так убить Ноха им не позволяла их ущербность и комплекс неполноценнности перед ним. Сразу же отметаю предположения, что Ноха они ненавидели как офицера НКВД. Нет. Здесь сыграло гораздо более низкое чувство, смесь зависти и осознания собственной ничтожности по сравнению с ним. Ведь они тоже были балкарцами, как и Нох. Мало того, они знали друг друга. В мирной довоенной жизни убийцы Ноха (за исключением их предводителя Хутая Занкишиева) были обыкновенными уголовниками или просто червями-неудачниками. А сейчас им выпал шанс ощутить себя выше этого человека, который ещё вчера казался им недосягаемой величиной. Надо сказать, свой шанс они не упустили. Ноха убивали долго и страшно, в лучших традициях гитлеровских палачей. Одно лишь их огорчало: Нох не мог скрыть своего презрения к ним, не кричал и не просил о пощаде. Сплюнув кровь, он вдруг улыбнулся и сказал: "Жаль не пристрелил вас, подонков, когда была возможность. Но ничего. И ваше время скоро придёт".
Свидетели этого преступления видели, как после этих слов Ноха привязали к коню и долго волочили по земле на полном скаку. Потом один из головорезов застрелил его из немецкого автомата, выпустив в истерзанное тело всю обойму.
Предсказание Ноха сбылось. Никто из участников этой дикой расправы долго не прожил. Говорят, что за секунду до смерти перед глазами человека проносится вся его жизнь. Хочется верить, что перед тем, как один из товарищей Ноха отрезал голову предателю Занкишиеву, перед глазами Хутая-изменника тоже пронеслась вся его никчёмная жизнь. И в самом последнем отблеске прозвучало: "... И ваше время скоро придёт".
Хызыр
Самый младший и самый отчаянный из братьев. Когда началась война, ему еле исполнилось 16 лет. В таком возрасте, как известно, на фронт не брали. Но объяснить это Хызыру было невозможно. Он стал постоянной головной болью Эльбрусского военкомата, ежедневно поднимая шум по поводу своей отправки на фронт. В конце концов ему самому это надоело. Собрав вещи, он уцепился за какой-то военный эшелон и отправился на фронт самостоятельно. Трудно сказать, каким образом, но на войну он всё-таки попал. Хотя вначале пришлось всё-таки пройти обучение в Краснодарском миномётно-пулемётном училище. Младшим лейтенантом, командиром взвода противо-танковых ружей он принял свой первый бой на Миусском рубеже. Эффективность его как командира не осталась незамеченной. Уже после первого боя его наградили орденом Красной звезды. Так он и воевал дальше. Храбро и отчаянно. Каждый раз балансируя на грани, каждый день рискуя жизнью.
Во время отступления, один из его земляков - балкарцев получил ранение и не мог дальше идти. Немцы были близко, и раненого просто бросили. Каждый понимал, что это неизбежная смерть. Немцы могли появиться с минуты на минуту, и вряд ли стали бы тратить время на раненого красноармейца. Не совсем похоже на военные фильмы, но вот так. Бросили товарища и спасали свои жизни. Узнав об этом, Хызыр рванул в ближайшую деревню, добыл коня и поскакал на выручку. Счет шел уже на минуты, но Хызыр успел. Спасенный им человек прожил потом долгую жизнь, стал известным в республике. Только вот, с памятью у него было плохо, да и с совестью небольшие проблемы. Грубо так говоря, Хызыру совсем необязательно было рисковать ради такого некачественного человека. Но, видно, он не мог поступить иначе. Хызыр прошёл всю войну, получил три тяжелых ранения. 9 мая 1945 года гвардии старший лейтенант Хызыр Жанатаев всё ещё воевал - добивал Курляндскую группировку войск.
Из всей его недолгой послевоенной жизни выделю два момента. Первый - это его работа заместителем председателя Нальчикского горисполкома. Хызыр был по-настоящему грамотным и в высшей степени благородным человеком. Всего себя отдал простым людям и тому, что осталось от некогда большой семьи. Второй момент - из его личной жизни. Как-то раз он с женой пошел в кино на вечерний сеанс. В то время они ждали своего первого ребёнка. Когда возвращались домой, за ними увязались какие-то подонки. Началась драка, где с одной стороны было шесть человек, а с другой - один. Плюс ещё беременная жена. Во время драки вмешался прохожий, который узнал Хызыра. Вдвоём они справились с пьяными отморозками. Но последствия были ужасными. Жена Хызыра, пытавшаяся во время драки защитить мужа, получила удар в живот. Врачи смогли помочь ей, но не смогли спасти ребёнка. Стать матерью после этого она уже не смогла.
Всё это не могло пройти бесследно для Хызыра. Удивительно благородный и чистый человек, и такая несчастливая и короткая жизнь. Говорят, что в этом даже есть какая-то странная и очень грустная закономерность.
Жунус
Единственный из братьев, кто прошёл войну и прожил в целом нормальную долгую жизнь. В армии начинал как кавалерист. Да так им, по-моему и остался до конца дней своих. Шутка ли сказать - восемь жён у человека сменилось. Рассказывали, что первой и самой сильной его привязанностью была грузинская девушка красоты необыкновенной. Когда балкарцев выселили, её не пустили с Жунусом и она покончила с собой. Вот так. Просто шекспирщина какая-то.
Сказать по правде, эта его гусарская черта - единственное отличие от братьев. Во всём остальном он был таким же, как и все. Труженником в мирное время и хорошим солдатом - в годы войны. Но и здесь иногда в нём просыпались кавалерийские замашки. Скажем, он был отличным стрелком. Постоянно тренировался в стрельбе и стал настолько хорош, что вознамерился сбить немецкий самолёт из противотанкового ружья. Примерно как Шукшин в фильме "Они сражались за Родину". После нескольких неудачных попыток ему всё же это удалось. Не каждый снайпер, скажем прямо, может похвастать таким результатом. Как знать, чем ещё разнообразил бы свои военные будни Жунус, но после тяжелейшего ранения война для него закончилась. Учиться или же стремиться в какие-то высокие дали он не стал, выбрав себе непривычную для Жанатаевых профессию: почти всю оставшуюся жизнь он работал парикмахером. И к званию "Заслуженный работник бытового обслуживания населения КБАССР" относился с той же серьёзностью, как и к награде за сбитый самолёт. Это может показаться странным, но в понимании фронтовиков сугубо гражданская (в данном случае, "парикмахерская") награда является символом мирного времени и мирного труда, ценность которого знают только те, кто прошёл через ад войны. Уверен, что все они, видевшие смерть своих самых близких людей, предпочли бы только такие, исключительно гражданские, награды, будь у них выбор.
ВОТ МОИ ДЕДЫ - БРАТЬЯ ЖАНАТАЕВЫ, РОДНЫЕ БРАТЬЯ МОЕЙ БАБУШКИ АМИНАТ.
СПАСИБО ЗА ВСЕ, ЗА ВСЕХ-МОИХ ДЕТЕЙ, ВНУКОВ, ПРАВНУКОВ
МОИХ РУК НЕ ХВАТИТ, ЧТОБЫ ДЕРЖАТЬ ИХ ПОРТРЕТЫ.... "

Friday, April 22, 2016

Our girls

Наши девушки

A photo posted by Карачаевцы И Балкарцы (@karachay.malkar) on

Tuesday, January 12, 2016

Magomed Aliev Eneev


Энеев Магомед Алиевич
Жизнь и смерть Магомета Алиевича Энеева – большая, драматичная и в большей степени национальная история. Она требует отдельной работы. В этой – штрихи.
Даже на старой фотографии видны печать породы и духа на лице. Кажется, будто он кого-то слушает – доброжелательно, спокойно. Если вглядеться – усталость, печаль, удивление.
Восприимчивый к прекрасному и редкому художник, увидев его, захотел бы нарисовать.
Его жизненный путь столь ярок, охватывает столько духовных, исторических событий, а сама личность так уникальна по воплощению множества дарований, что писатель, исследующий загадку человеческого духа, не мог бы не обратиться к этой судьбе.
Историку, занятому вопросом этнической ментальности, сущностью и особенностью национального характера, его образ мог бы послужить основой для серьезной научной работы.
По той безошибочной и устойчивой любви народа к нему, по требованиям исторической памяти и законам исторической справедливости в нашем городе должен был стоять памятник ему.
Но нет ни портрета, ни художественного и научного исследований, ни памятника. Есть книга ингушского писателя Ахмета Мальсагова «Звезда над Эльбрусом» - обескровленное, прокрученное сквозь самую трусливую, аморальную цензуру и редактуру произведение, которое неловко читать.
Автор не виноват. Думается, та робкая полуправда, гладкопись и грубая фактологическая фальсификация, проглядывающие в ней, объясняются политизированностью времени, спецификой места, и наверняка Мальсагову пришлось идти на мучительные сокращения, дополнение и компромиссы, чтобы даже в таком приглаженном, искаженном и тусклом виде добиться публикации «Звезды над Эльбрусом» в 1971 году.
Но есть память.
Те, кто знал его лично, выражали по сути и смыслу то, что сформулировал Токай Жижуевич Хуламханов, революционер, первый заведующий избой-читальней в Безенги, а в последующем честный служитель советской власти:
«…Как я могу сказать, каким он был, Магомет? Не сумею. Вот стоит вершина, а мы стоим у ее подножия. Как мы можем сказать, что там, наверху? Надо подняться к ней, чтобы узнать, что там. Не удалось. Думаю, что это никому не удалось. Но вот это чувство, что перед тобой что-то огромное, сильное, то, что видишь - впервые, волнение и счастье, оттого, что стоишь рядом – эти чувства испытывал каждый, кто не был слепым или мертвым. Другие - другие чувства испытывали – задыхались от злобы и ненавидели. Их понять тоже можно…
Такая долгая жизнь. Сколько жизней прожито, сколько убежало в никуда… Ни на один вопрос свой я ответа не нашел. Зачем приходят такие люди? Они ничего изменить не могут».
Да, уже не узнать, не восстановить – встречу, слово, ситуацию, впервые подтолкнувших его к революции, к гипнозу стихии. Лозунги, цели, обещания увлекали. Мир равенства. Жизнь, где каждый будет свободен и у каждого будут возможности стать тем, кем он способен быть. Не он, молодой человек, - Кязим Мечиев – религиозный мыслитель, мудрец и поэт с провидческим даром – будучи в почтенном возрасте принял в первые годы революцию. Слишком тяжело жил народ. А здесь – декларация прав народов России. Здесь – разумные, важные слова о социальной справедливости, защищенности, о правах народов на свободу. Собственная программа и цель пересекались с провозглашенными...
Он родился в селении Гунделен в 1897 году. Его отец – Али-Эфенди был одним из образованных, уважаемых мусульманских проповедников в Балкарии. С самого раннего детства - атмосфера служения Всевышнему и аура огромной и умело подобранной библиотеки. Встреча с ссыльным Соломоном, который так был потрясен способностями 6-летнего Магомета и качеством библиотеки его отца, что стал ежедневно заниматься с мальчиком. За короткое время он научил его русскому и французскому языкам – арабский тот знал. Учеба в медресе, затем – три года в Константинополе, напряженных, счастливых.
Возвращение в родное село, где он открывает школу, ищет учеников и преподает сам все предметы – математику, литературу, географию, арабский и русский языки.
Встреча с эсерами и меньшевиками опрокинула определенный, насыщенный ритм жизни. Но вскоре они исчезли. Появились большевики – принципиальной разницы между их воззваниями и идеями не было. Стихия захватила, увлекла. В 1918 году на Пятигорском съезде была провозглашена Советская власть на Северном Кавказе. Магомет Энеев избран членом Терского народного Совета.
В 1919 году деникинцы захватили Нальчик. Энеев, укрываясь от них, перебирается в Баку. В 1920 году, после победы Красной Армии, возвращается в Нальчик.
В 1921 году образована Горская республика. Балкария на правах национального округа входит в ее состав. Председателем Балкарского окружного исполкома на съезде избран Магомет Энеев.
В 1922 году создается Кабардино-Балкарская область. Энеев возглавляет отдел народного образования.
В 1923 году Юго-восточное бюро ЦК РКП(б) направляет Энеева в Чечню.
В 1925 г. командируется на курсы в Комакадемию.
В 1928-м – после окончания учебы направляется в Ростов.
Несколько дополнений к этим фактам.
В ответ на решение направить Энеева на учебу в Комакадемию в Москву, было отправлено письмо, подписанное 16 ответственными работниками Чеченского Оргбюро, работу которого возглавлял Магомет Алиевич. В нем, в частности, говорится: «Работа Энеева сдвинула с мертвой точки мероприятия областного ЦИКа за укрепление Советского аппарата по ликвидации бандитизма, свирепствовавшего в Чечне до последнего времени.
Без преувеличения мы заявляем, что под руководством Энеева бесчисленные группировки, идейный разброд, даже среди коммунистов, прекратились. Снимать в такой ответственный момент тов. Энеева – значит создать серьезные перебои и дезорганизацию в наших рядах».
Документ этот очень многое говорит не только о личности Энеева. Ни единого окликающего слова от властных структур родной республики, где его воля, интеллект и вера были более необходимы, чем даже в бунтарской и всегда самоуправляемой Чечне, обнаружить невозможно. Наоборот, с самого начала – исключение возможности работать на своей земле.
В 1920 году в Баку проходит съезд народов Востока. Более двух тысяч делегатов представляют 37 стран Азии и Африки. 20-й год еще относительно либеральный, и на съезде рядом сидят члены коммунистических партий и ханы, революционеры и коммерсанты. Здесь Энеев встречает друга по учебе в Константинополе Массуха. Свободно беседуя с французами на французском, с арабами – на арабском, с англичанами – на английском, он в балкарской рубашке, сшитой матерью, с сочетанием молодости, интеллекта и мудрости в словах и взгляде, в выступлениях, естественно, производит на всех сильное впечатление. (Об этом событии, об изумлении Е.Ф. Стасовой, о словах Орджоникидзе [«Знание многих языков – замечательно, но Энеев еще умеет самостоятельно думать, что еще важнее»] повествует А. Мальсагов.) На съезде присутствовал Сталин, Троцкий. Они запомнили Энеева.
Из двух тысяч участников съезда этого форума были выбраны 27 делегатов для поездки в Москву. В их числе и М.А. Энеев.
Он также избирается председателем делегации от Северного Кавказа на II конгресс Коминтерна. (В имеющихся единичных биографиях Энеева этот факт не упоминается вообще). После съезда все делегаты были приглашены на заседание Политбюро ЦК РКП(б). Вел его В.И. Ленин. Известно, что вождь умел гипнотизировать своей волей, одержимостью, энергией, верой.
Из воспоминаний Е.П. Энеевой;:
«Вернувшись из Кремля в общежитие Коминтерна, где мы жили, и не снимая пальто, Магомет стал рассказывать об этой встрече, одухотворенный и счастливый. В последнее время так редко я видела его счастливым. Почти всю ночь мы проговорили. Его сомнения, его вопросы немного прояснились, говорил он.
- Я поверил ему, - с удивлением повторял он».
На этой встрече, так взволновавшей Энеева, обсуждался очень важный для него национальный вопрос;. Был принят проект, который рассматривал форму государственности для тех восточных национальностей, которые еще не имели автономных учреждений. Непосредственное, деятельное участие Энеева в разработке этого документа вызвало открытое раздражение Сталина, о чем был проинформирован Калмыков. И по возвращению в Нальчик было проведено заседание исполкома, где Энеев был вынужден выслушивать речи о том, что он «попусту провел время в Москве», что его «никто не уполномочивал говорить от имени народа» и т.д.
23 октября 1920 – го года проходит заседание Нальчикского окружного исполкома Советов, которое постановляет: «Ввиду того, что Катханов и Энеев не являются представителями кабардино-балкарского народа в Нальчике, в Москве - обоих немедленно вызвать в Нальчик»;;. Деталь: присутствовали на этом заседании 15 человек, среди них только один балкарец – Настуев.
Другой факт – Катханов на съезде не был делегирован в Москву, что нужно рассматривать как недоразумение, учитывая его авторитет. Но представлять кабардинский народ имел все моральные основания. Другая ситуация с Энеевым – он выбран высоким форумом председателем делегации от Северного Кавказа на II Конгресс Коминтерна. И Нальчикский исполком, отправляя эту телеграмму, демонстрировал крайнее самодурство, стиль управления местного вождя, одобряемый вождем столичным. Это было также началом открытой войны Калмыкова против Энеева, в которой ему дозволялось все. И с 20-го до 28-го года, года ухода Энеева, Калмыков плел паутину. Терпеливо, неустанно, изворотливо.
В 1921 году, после сложных и бурных обсуждений, сомнений, образовывается Горская республика. В нее как два самостоятельных субъекта входят Кабарда и Балкария. Председателем Балкарского округа избирается Магомет Энеев, Кабардинского – Калмыков. Если бы тогда Наркомнацем был не Сталин, если бы не только история не допускала сослагательного наклонения, будь реализована идея Горской республики - многие национальные трагедии, видимо, можно было хотя бы смягчить. Был Сталин. Из всех руководителей северокавказских народов он сразу тогда выделил и угадал родственную сущность в Калмыкове. И это демонстрировал.
В отношении карачаево-балкарского народа диктатор последовательно поступал, как палач не только людей, а непосредственно народа, его бытия, его сущности, его будущего. Неизвестно, были ли у него какие-то личные причины и нужны ли были таковые. Но именно по воле и сговору двух диктаторов происходило соединение Кабарды и Балкарии. Калмыков был рабом Сталина и не осмелился бы произнести ни одного слова, если бы не был уверен, что оно будет одобрено;.
Уже в 1920 году на Северном Кавказе понятия «закон», «целесообразность», «право» - условность в отношении не только отдельных людей. При аргументированном, настойчивом несогласии балкарских руководителей на объединение, практическое решение по нему происходит не только вопреки их воле, но и при их отсутствии. Самое драматичное для Энеева – бессилие, невозможность что-либо изменить и понимание последствий происходящего.
«Декларация прав народов России» - опубликованная в 1917 году и текст которой увлек Энеева, а точнее – только он и увлек, и гласившая: «1. Равенство всех народов России. 2. Право на отделение и образование самостоятельного государства. 3. Отмена всех национальных ограничений. 4. Свободное развитие национальных меньшинств» - уже через несколько лет стала чисто декларативной и бутафорской принадлежностью системы.
В более узком кругу уже в 1919 году на VIII съезде партии Сталин категорически настаивает на замене слов «самоопределение национальностей» на «самоопределение трудящихся классов в каждой национальности». Во имя справедливости надо признать, что Ленин был единственным в Совнаркоме, кто отрицал данный тезис и хотя бы в теоретическом плане в вопросах национальной политики придерживался трезвых позиций. Данную формулировку Сталина он опровергал неопровержимым фактом: «Если мы скажем, что не признаем никакой … нации, а только трудящиеся массы – это будет пустяковейшей вещью. Не признавать того, что есть, нельзя: оно само заставит себя признать»;. Но в силу разных обстоятельств вождь вручает всю область национальной политики Сталину. Последствия этого выбора были катастрофическими. Каждая сломанная, уничтоженная жизнь – трагедия. Трагедия иного масштаба – разлом этнического бытия, опустошение народного сознания, инфицирование этнического инстинкта самосохранения.
Сталин на посту Наркомнаца с самого начала активно совершал эти деяния. Троцкий, никогда не скрывавший своего снобизма и высокомерия, писал:
«Наркомнац имел главным образом дело с отсталыми народами, которые впервые призывались революцией к независимому существованию В их глазах Сталин имел несомненный интерес, он открывал им двери к независимому существованию.
…Сталин знал близко жизнь первобытных народов Кавказа, откуда вышел сам. Эту первобытность он нес в своей крови. Он любил общество людей примитивных, находил с ними общий язык, не боялся их превосходства и потому держал себя с ними демократично, покровительственно, дружественно»;;.
Здесь и дальше по тексту интеллектуал, убежденный космополит Лев Троцкий очень непосредственно определяет «народы Кавказа» первобытными, «отсталыми народностями». Если бы он один – это было бы свидетельством своеобразия проповедуемого им интернационализма. Но в этом была убеждена и относительно образованная и адекватная ленинская гвардия. И поэтому крайне сложная, определяющая судьбы всех народов работа комиссии по делам национальностей, должная осуществлять в этой сфере правительственную власть в стране, была отдана Сталину.
То, что многие европейские этнографы и путешественники констатировали, что в культуре самоуважения и великодушия, понятия чести и чистоты, в чувствах меры и долга, в утонченности художественного вкуса народы Кавказа могут служить «истинным украшением короны европейской цивилизации», Троцкий мог и не знать. Но он много что знал и одним из первых назвал модели возможного и страшного «независимого существования». При этом искренне считал, что «отсталые народности» заслуживают и такого поводыря, как Сталин, и независимости, по его представлениям.
В графе «профессия» Энеев неизменно писал «народный учитель». При разнообразных способностях – организатор, умеющий в самой сложной ситуации определить главное, оратор, уверенно подчиняющий себе любую аудиторию, полиглот, владеющий многими языками, литератор с ясным художественным стилем, он представлялся – учитель.
Это он написал первый букварь на балкарском языке. Первая школа-интернат для горянок в Грозном была открыта по его инициативе. Первым революционным произведением на балкарском языке был «Интернационал», переведенный им. Впервые положенная им в основу балкарской письменности русская графика до сих пор нам служит и признана лингвистами лучшей.
Кто-то с горечью заметил, что белые пятна в истории – это черные пятна на чьей-то совести. До сих пор ни в одной публикации, ни в каких формулировках не упоминается причина драматической гибели Магомета Алиевича Энеева. И даже в прошумевший период гласности никто из историков не нарушил молчание. И это при том, что имена причастных к убийству Энеева известны. Это не оговорка. Очевидно: за самоубийством личности такого масштаба, такого бесстрашия, ума, хладнокровия, как Энеев, стоит изощренное убийство. Но здесь не только конкретные, местные персоналии.
Шел 1928 год. Механизм уничтожения всего, что носило печать индивидуальности, сомнения, духовного аристократизма, набирал обороты.
«…Вырабатывался новый душевный тип… Тип, готовый практиковать методическое насилие, властолюбивый и одновременно поклоняющийся силе. Это мировое явление, одинаково обнаружившееся в коммунизме и фашизме. В России появился новый антропологический тип, новое выражение лиц.
…Этот новый душевный тип … стал властвовать над огромной страной», - писал Н. Бердяев с нотой утверждения, размышляя об «истоках и смысле русского коммунизма». Если бы он еще объяснил, как, отклоняя все учтенные закономерности, происходит смена антропологического типа за какие-то пять лет. И происходит действительно.
В резолюции IV объединенного пленума Кабардино-Балкарского обкома ВКП(б) и областной контрольной комиссии имелся пункт: «Каждому члену ячейки вменить в обязанность дать материал на областных и окружных работников-партийцев». Вопрос не в абсурдности формулировки – он с усердием исполнялся.
Вот этот новый антропологический вид и методы перевоплощения идеи о перманентной революции (Энеев надеялся на мировую революцию, отталкиваясь от собственной философии всеобщности, обще человечности идеи социальной и национальной справедливости) в беспощадную перманентную гражданскую войну были ударами, сбивающими с ног.
Известно, что самоубийство у любого народа вызывает неприятие, ибо противоречит народному культу жизни, и вызывает особое, непримиримое отрицание у религиозных людей. Но Кязим Мечиев – проповедник, один из самых авторитетных знатоков ислама, лично не знакомый с Энеевым – знал о нем главное. Знал- его убивали и убили. И в стихотворении «Куда ушел Энеев» выразил скорбь, осуждение убийц и прощение его грехов.
Энеева оплакивали и хоронили как героя. Главы всех областей Северного Кавказа с официальными делегациями, преодолевая расстояния, шли в Ростов отдать последний долг. Об этом горько писать, но от Кабардино-Балкарии в тот день не было посланцев, точнее – официальной делегации. Тогдашнее руководство республики призналось этим жестом в том, в чем признаваться было не совсем благоразумно.
«Считать нецелесообразным принимать какое-либо организованное участие Кабардино-Балкарской партийной организации в похоронах тов. Энеева, считая это дело частным», - решает специально собранное бюро обкома. Более того – самостоятельно, как частные лица поехавшие на похороны Ако Гемуев, Муххамат Энеев, Молла Холаев и Шаухал Калабеков впоследствии были расстреляны.
Отрывок из письма к супруге, Евгении Петровне, приоткрывая глубину и индивидуальность его религиозного опыта, масштаб личности Магомеда Алиевича и рождает ряд вопросов.
«20/III 11 ч. ночи, 19 г.
Что со мною происходит? Я стою на рубеже новой жизни, накануне внутреннего переворота. Пока только хаос, туманность и борьба. Но сквозь [очертания] этой необъятной туманности виднеются эмбрионы будущих новых форм… Внутри живут две противоположности, две крайности: прошлое и будущее. До сих пор между этими силами шла глухая борьба; были моменты, когда они шли рядом, не соприкасаясь друг с другом; были даже моменты кажущегося сотрудничества, дружества, соприкосновения этих сил.
В основных вопросах, исходных пунктах своего миросозерцания я окончательно и бесповоротно порвал со всем, что носит на себе отпечаток прошлого, и наметил себе общие, основные руководящие принципы. Я иду по стопам жизни и гармонирую свои действия и поступки с высшими законами исторического развития. Опыт и непосредственное столкновение с жизнью и людьми идут мне на помощь. Тут я выступаю как общественный человек, как деятель.
В этой области я прошел различные стадии развития. В юности был идеалистом, утопистом, даже было время удариться в мистицизм. Читал персидских лириков, и они оставили в моей душе неизгладимый отпечаток. Во мне и сейчас спит лирик, и еще какой. Но через всю мою жизнь проходит красной нитью одна центральная идея: неудержимое, страстное, безумное стремление, рвение вперед, к пламенному светлому будущему. Эта идея переживала целый ряд метаморфоз, подвергалась колебаниям и внешним изменениям, но она не прерывалась. В юности был религиозным и верил, что чтобы спасти человечество нужно всех людей сделать религиозными. Отсюда хотел сделаться проповедником мистических идей. Этот период моей жизни дошел до своего логического конца и нашел свое завершение в пантеизме. Я был мистик-пантеист: мир и вещи, и в том числе человек, были тени, абстракции, отражения великой единой высокой истины, форма существования тайной, неуловимой, но в то же время единственной реальной силы. В каждом атоме скрывалась эта великая, сознательная сила. Каждый предмет обладал языком и шептал мне тайны бытия вселенной, но я не понимал этот язык. Каждый лист на дереве был страницей из книги бытия, но я разбирал буквы этой книги.
Я отдался науке».
Данный отрывок из письма, помимо стиля, уровня размышлений, крайне интересен тем, раскрывает сложную грань духовной биографии Магомета Энеева. Поверить, что это пишет молодой человек, еще не оправившийся от образов и голосов гражданской войны, в хаосе и грохоте разрухи, невозможно. Изумляет интонация – сосредоточенная, самоуглубленная и спокойная. Изумляет глубина, ясность самоотчета при, казалось бы, взаимоисключающем столкновении крайностей. Высшие законы исторического развития – это уже не только принятые им идеи революции - уже в 20-м – переоценка их и предчувствие «внутреннего переворота».
«Я отдался науке» - это Магомет Алиевич написал в 1920 году.
«Направить Энеева в институт гражданских инженеров» - это резолюция после окончания Коммунистической Академии.
«Я читал комментарий отца лекций Бухарина. Такая вольная мысль, такой поиск смысла и точности, такие вопросы – в нем пропал великий ученый, - с глухой печалью говорит Тимур Магометович.
«Помню, как к нам подошла К. Николаева (она одновременно училась в Комакадемии с Энеевым) и сказала: «Магомет Алиевич очень часто вступал в дискуссии с профессорами. И только слушая его полемику, его спор, мы начинали понимать, о чем вообще говорил профессор». Другой его сокурсник (имени его уже не помню), выражая восхищение, говорил, как на заключительном выпускном вечере один из самых строгих преподавателей, давая оценки и напутствия выпускникам, Энееву сказал: «Магомет Алиевич пришел к нам столь подготовленным, что вряд ли он здесь узнал что-либо новое для себя». (Из воспоминаний Евгении Петровны Энеевой.)
Но институт гражданских инженеров – надежда спастись и спасать наукой – был отменен. В феврале 1928 года Энеева назначают заместителем председателя и ответственным секретарем Северо-Кавказского краевого национального Совета. В августе он заканчивает жизнь самоубийством.
В семейном архиве Тимура Магометовича хранится одно из его посмертных писем:
«Тов. Андреев.
Я вчера сказал вам, что я докажу свою правоту, если нужно будет – своей жизнью.
Я говорю правоту в субъективном смысле…
Я несколько увлекся троцкизмом и до сих пор уважаю Троцкого. Я был сердит на Сталина за один его выпад. Это моя ошибка.
Но у меня очень много ошибок перед партией, и ночью, анализируя все, пришел к убеждению, что у меня нет права на жизнь» (архив Т.М. Энеева).
Больно, бестактно комментировать этот документ. Понятно, что каждое слово в нем – шифр, который очень трудно разгадать.
Уже был расстрелян Катханов и Энеева предупредили, что Калмыков собирает на него доносы. Он уважал Катханова, знал, что все обвинения против него абсурдны и понимал, что его ждет такая же участь. Допустить этого не мог. Об этом ни слова, смысла говорить об этом нет-он это знает.
Оградить, спасти детей, жену, близких – первичный импульс. Но в 1928 году Троцкий уже личный враг Сталина, то есть и всего государства. Признание в уважении к нему – само по себе высшая мера наказания.
Троцкизм же, в первую очередь, – это вера в мировую революцию. Троцкий был убежден, что все сложности, крайности, да и само советское государство – явления временные, поскольку «не сегодня – завтра будет всемирный Советский Союз». Не было, быть не могло. Пришло другое и надолго. И в последнем письме он признал свою вину перед людьми, которые ему поверили, перед своим народом, который до переворота, до революции был, оказывается, свободен; перед памятью отца он признавал свою вину. Он признавал свою вину и перед теми, кто его предал.
Р.Кучмезова.